Семейная хроника Аксакова

Первые отрывки ее начаты А. в половине 40-х годов, но работа двигалась медленно. "Сем. хр." пишется как-то вяло", — говорит С. Т. в письме к Гоголю от 21 июня 1848 г., и, действительно, А. были закончены первые три очерка только в 1854 г. От предложения Каткова поместить свое произведение в "Русском вестнике" Аксаков отказался, предпочитая издать сочинение целиком отдельной книгой. "К сожалению, — писал он Тургеневу в письме от 13 ноября 1855 г., — я не мог принять его (т. е. Каткова) великолепно выгодного предложения относительно моей книги: ибо литературная совесть не позволила мне разорвать мое сочинение на восемь книжек журнала". "Семейная хроника" вместе с "Воспоминаниями" вышла в конце 1855 г. (М. 1856 г.), заключая первые три отрывка: 1) "Степан Михайлович Багров", 2) "Михайло Максимович Куролесов" и 3) "Женитьба молодого Багрова". — Второе издание (М. 1858 г.) дополнено двумя новыми отрывками: 4) "Молодые в Багрове" ("Русская беседа № 2 — 1856 г.) и 5) "Жизнь в Уфе" ("Русский вестник" 1856 г. №15). Успех "Семейной хроники", по словам самого Серг. Тим., был огромный. "Как бы ни были велики мои надежды на успех моей книги, — писал старик Аксаков своему сыну Ивану, — действительность превзошла всякие самолюбивые ожидания". "Все крикливое, шумливое, заносчивое, всякая выходка становится неуместною, неприличною, жалкою перед воздержанностью тона вашей книги, перед зрелостью суда, пред спокойствием изложения", — замечал в письме к отцу младший Аксаков (И. С. Аксаков в его письмах т. II).

Н. А. Добролюбов позднее отмечал, что, по выходе "Семейной хроники", "все журналы полны были восторженными похвалами таланту г. Аксакова, обнаруженному им в "Семейной хронике" (т. I, стр. 245). "Издание "Семейной хроники", замечает тот же критик в другом месте (по поводу аксаковских "Воспоминаний") встречено было таким восторгом, какого, говорят, не бывало со времени появления "Мертвых душ"… Все журналы наполнились статьями о С. Т. Аксакове [Отзывы о "Сем. хронике" появилась не только в русских журналах "Современник" (несколько заметок и статей), "Русская беседа" (большая статья Н. Г—ва. 1866 г. № 1) "Отечеств. записки" (ст. Дудышкина, 1856 г. № 4), "Русский вестник" (№ 7), но и заграничных изданиях: "Revue de deux Mondes", "Jahreszeiten" и мн. пр.]. "Не все критики выказали одинаковую проницательность в определении достоинств "Семейной хроники", но все одинаково напоминали нам те времена, в которые существовали у нас российские Пиндары, Мольеры и Вольтеры. Одни из критиков уверяли, что С. Т. Аксаков по спокойствию и ясности своего миросозерцания есть не что иное, как новый Гомер; другие утверждали, что по удивительному искусству в развитии характеров он скорее всего есть русский Шекспир; третьи, гораздо умеренные, говорили, что С. Т. Аксаков есть не более как наш Вальтер Скотт [Сравнение Аксакова с Вальтер-Скоттом сделано было в том же "Современнике" 1856 г. П. В. Анненковым (его "Воспоминания и критические очерки", т. III).]. Ниже Вальтер Скотта, впрочем, ни один из критиков не спускался". Добролюбов заявил, что он "слишком уважает фактическую правду мемуаров Аксакова, чтобы силиться отыскивать в них еще правду художественную". Успех "Семейной хроники" удивил самого автора, и это обстоятельство А. объяснял тем, что он, прожив жизнь, "сохранил теплоту и живость воображения", поэтому-то и его "обыкновенный талант" произвел "необыкновенное действие", т. е., говоря словами критика "Русской беседы", "выражаемая мысль как бы сама становится перед вами, не давая чувствовать своей словесной оболочки". Взгляд П. Н. Милюкова на историческое значение записок Аксакова примыкает ко взгляду Добролюбова. "Высокую художественную ценность" отстаивает за произведениями A—a Венгеров, считая "С. X." ни романом, ни повестью, ни мемуарами, а произведением "в высшей степени своеобразным", "ни под один из обычных разрядов литературных произведений не подводимым" и "действительно, (как утверждал еще К. С. Аксаков) "особняком" стоящим в литературе.

"Наряду с пейзажем и общим колоритом свежести и непосредственности, — говорит С. А. Венгеров, — остается неизменным в "Семейной хронике" и другой элемент, сообщающий такую высокую художественную ценность звероловным книжкам Сергея Тимофеевича, — его уменье давать яркие и выпуклые характеристики. И как в тех же звероловных книжках, это уменье тоже имеет своим источником удивительную беллетристическую память Сергея Тимофеевича, пронесшую через многие десятилетия сотни и тысячи характерных подробностей. Само собою разумеется, что человек, проявивший поразительную наблюдательность относительно нравов птиц, рыб и зверей, тем в большей степени должен был проявить ее, когда дело коснулось близких ему людей и обстановки, среди которой он провел наиболее впечатлительные годы жизни. И, действительно, число сохранившихся в памяти Сергея Тимофеевича подробностей о помещичьей жизни было так велико, что в "Детских годах Багрова-внука" оно ему даже сослужило весьма дурную службу, загромоздив рассказ чрезмерным множеством мелочей [Наоборот, Добролюбов считает такое "загромождение" вполне уместным, т. к. в истинном историческом повествовании каждая подробность может при случае пригодиться если не тому, то другому. "Тот, кто обратит внимание, — писал Добролюбов, — на историческое значение Записок С. Т. А., тот не посетует на автора за излишнюю растянутость его повествования". Оба критика подходят с разными критериями к произведениям Аксакова и отсюда такая противоположность в оценке. То что с художественной точки зрения является "весьма дурной службой", то с точки зрения историко-общественной приобретает иное значение.], но в "Семейной хронике" именно это поразительное богатство деталей придало всему произведению удивительную сочность и жизненность. Кто знаком с "Семейной хроникой", даже только по вошедшему во все хрестоматии "Доброму дню Степана Михайловича", согласится, конечно, что едва ли во всей русской литературе есть другая более полная физиологическая картина помещичьей жизни доброго старого времени, с ее удивительною смесью симпатичнейшего добродушия и дикого, подчас даже зверского, самодурства. И как во всех истинных шедеврах литературы, яркость и полнота картин и характеристик "Семейной хроники" отнюдь не связана с болтливостью. Много ли занимают места портреты добродетельного деспота Степана Михайловича, бесцельно рвущейся куда-то Софьи Николаевны, ее кроткого и симпатичного мужа, наконец, характерной четы Куролесовых? Каких-нибудь 1, ¹/₂ листа. Да и вся-то "Семейная хроника" со всей галереей действующих лиц ее, со всеми ее разнообразными событиями, растянувшимися на пространстве многих лет, занимает меньше 15 листов разгонистой печати. A между тем как все это резко запечатлевается в воображении читателя, как живо вырисовывается во весь свой рост. Такова сила истинно художественных приемов".

Аксютка. — Алакаева. — Александра Петровна Зубина. — Александра Степановна Багрова. — Алексей Степанович Багров. — Аннушка. — Арина Васильевна Багрова. — Бактеев. — Болтуненок. — Евсеич. — Елизавета Степановна Багрова. — Зубины. — Иван Петрович Неклюдов. — Калминские. — Луневская, Флена Ивановна. — Мазан. — Ванька. — Михайла Максимович Куролесов. — Михайлушка. — Пантелей Григорьевич. — Параша. — Петрушка. — Прасковья Ивановна (Багрова) Куролесова. — Курмышева. — Рузан, Николка. — Сергей Алексеич Багров. — Софья Николаевна Багрова (Зубина). — Спиридон. — Староста. — Степан Михайлович Багров. — Танайченок. — Татьяна Степановна Багрова. — Татьяна-Горожана.